Святитель Николай (Могилевский). Пленение сердца (как развиваются страсти).

Святитель Николай (Могилевский)

Думается, что всякий, кому приходилось наблюдать над образованием в своей душе тех или других грехов, той или другой страсти, порока, замечал, как эти страсти, грехи и пороки постепенно прокрадываются в нашу душу и постепенно всю ее делают своею пленницею: сначала они пленяют ум, потом сердце, волю… и весь человек обращается в раба греху. Попадает (может быть, даже случайно) помысл «диавольский» на готовую почву греховности душевной, постепенно потом, если вовремя его не удалить, из этого незначительного семечка порочного вырастает целое дерево греховное. И это, конечно, так потому, что все наши греховные страсти образуются из греховных помыслов, как с несомненностью установили святые отцы-аскеты, в своих писаниях поведавшие нам о счастливых результатах своих наблюдений над образованием в человеческой душе всяких пороков.

Нельзя думать, как думают многие, что помыслы человека не подлежат нравственной вменяемости, поскольку они приходят в человека от диавола, или что «помыслы не суть важное явление в нашей психике», — с этим, конечно, нельзя согласиться. Наоборот, наблюдения отцов- аскетов показали всю серьезную важность такого незначительного акта, как появление и присутствие помыслов в области нашего ума. Обратимся к ним.

Способ образования страсти из мысли в дело у святых отцов определен с точностью; с точностью также определено и значение в этом процессе каждого его момента. Самый ход дела изображается так: сначала бывает прилог, далее внимание, потом услаждение, а за ним желание, из него решимость и наконец дело. Чем далее какой момент от прилога и чем ближе к концу, тем он значительнее и грешнее. Самой большой степенью виновности обладает дело, и ее почти нет в прилоге.

Первый толчок к началу того психического явления, которое может окончиться возникновением в душе страсти, носит у аскетов обычно имя «прилога» — prosbole. Этим термином обозначается простое представление вещи, от действия ли чувств или от действия памяти и воображения представшей нашему сознанию. Святые Иоанн Лествичник, Филофей Синаит и другие прилогом называют всякий простой помысл или воображение какого-либо предмета, внезапно вносимое в сердце и предстоящее уму. Святой Григорий Синаит говорит, что «прилог есть происходящее от врага внушение: «Делай то или другое», — как это было сделано Самому Христу Богу нашему: рцы, да камение сие хлебы будут (Мф. 4:3); или, проще сказать, — это какая-либо мысль, пришедшая человеку на ум».

Этот психический момент нимало не выражает и не предполагает свободного участия человека, поэтому «здесь нет греха, — говорит епископ Феофан, — когда рождение образов не в нашей власти». Как таковой, прилог, по словам отцов, называется безгрешным: «не заслуживающим ни похвалы, ни осуждения, потому что он не зависит от нас».

Все те впечатления и представления человека, которые возникают раньше движения его воли или вопреки воле, без всякого свободного участия в них последней, с нравственной стороны должны считаться «бесстрастными», «невинными» и никоим образом не могут быть названы «грехом» «Не то навлекает на нас осуждение, что помыслы входят в нас, но то, когда мы даем им худое направление». Поэтому прилог, оставаясь без действия, не делает неправедным человека. И на него надо смотреть как на попытку духа злобы склонить человека на грех, нарушить ровное состояние его души введением в область его грехолюбивого сердца, с внешней стороны глядя, невинных образов и представлений.

Хотя прилог сам по себе не делает человека ответственным за него, однако он является поводом к обнаружению той или другой настроенности нашей воли. В добровольном склонении нашем в пользу того или другого мотива или повода, появившегося в нашем сознании, и проявляется собственно свобода человеческого выбора. Человек волен выразить свое сочувствие или ненависть тому или другому вторгшемуся в его душу прилогу. Поэтому названный момент по своим дальнейшим последствиям, как повод к ним, является важным в нравственном отношении, так как он стоит на переходе от невольного и безгрешного к произвольному греховному.

Переход к греховности начинается собственно с беседы с помыслами. Если подвижник вступает с вошедшим в него прилогом во внутреннюю беседу, то тем самым он выражает появившемуся гостю свое сочувствие. В сочувствии или несочувствии помыслу уже сказывается некоторое участие воли, а где «соизволение — там начало греха».

Вторым моментом, непосредственно наступающим за прилогом, является «сочетание» (syndesmos – сдружение). «Сдружение есть принятие помысла, внушаемого врагом, и -как бы занятие им и с удовольствием соединенное собеседование с ним, происходящее по нашему произволению». Характерными признаками этого момента у святого Ефрема Сирина отмечены: «свободное принятие помысла» и «как бы занятие им и с удовольствием соединенное собеседование с ним». «Сочетанием святые отцы называют собеседование с пришедшим помыслом, то есть как бы тайное от нас слово к явившемуся помыслу, по страсти или бесстрастно; иначе: принятие приносимой от врага мысли, удержание оной, согласие с нею и произвольное допущение пребывать в нас».

Этот момент святые отцы почитают уже не всегда безгрешным, так как ему присуще чувство удовольствия, которое епископ Феофан называет «услаждением». «Оно приходит, когда, вследствие внимания к предмету, он начинает нам нравиться и мы находим удовольствие в умном смотрении на него, имеем его в мысли. «Услаждение греховными предметами есть прямо грех. Ибо, — далее рассуждает сей святитель, — если сердце наше должно быть предано Богу, то всякое его сочетание с другими предметами есть нарушение верности Ему, разрыв союза, измена, духовное прелюбодеяние».

Итак, этот второй момент является преступным в той мере, в какой его содержание или форма несообразны с чистотою сердца; и, во-вторых, постольку, поскольку «свободное принятие помысла» обнаруживает склонение воли в сторону последнего. В этот момент воля вступает в свое действие, хотя последнее не носит еще определенного содержания и характера. Она спускается как бы в тайники человеческой души на внутренний совет с помыслом.

Полного нравственного вменения духовное состояние в этом случае иметь еще не может в силу своей неопределенности, но обличает уже некоторую неустойчивость воли, колебание ее между добрым и злым. Этот момент все же является как бы началом духовной болезни: при несовершенстве нашей природы, при неустойчивости нашей воли у человека в данный момент чувство удовольствия, достигая высшей интенсивности, легко переходит в желание. «От услаждения — один шаг до желания». В желании воля более и более увлекается помыслом, склоняется к нему, так что в результате образуется решимость на деле осуществить то, о чем говорят уму — помысл, сердцу – удовольствие и что с наслаждением предвкушается душой.

В этом состоянии равновесие душевных сил нарушается, «потому что если сердце ввергнется в омрачение нечистых помыслов, то уже будто насильно и против воли увлекается к страстному делу». Момент этот у святых отцов называется synkatathesis — «сосложение», «соизволение» и определяется как «изъявление в помысле» согласия на страсть или как «приклонение» — «согласие души с представившимся (помыслом), соединенное с услаждением», отчего происходит пленение, насильно и против воли увлекающее сердце к исполнению на деле.

Поскольку в душе человека назревает волевая решимость, человек делает новый, решительный и важный шаг по пути приближения к греховной страсти. Желающий изрек согласие на дело, но еще не придумал и не предпринимал ничего к достижению своей цели. Однако в принципе удовлетворение страсти в этот момент решено, грех в намерении уже совершен. Остается только привести в исполнение это намерение, и «является дело» — плод развращения, зачатого внутри и родившего беззаконие вовне.

Соизволение, приближаясь к делу и уподобляясь ему, подлежит полному нравственному вменению как грех, совершенный внутри — в намерении; ибо грех, по слову монаха Евагрия, «есть согласие помысла на запрещенную страсть греховную». «Соизволение ценится как самое дело, потому что основа делу полагается произволением. И Господь сказал, что соизволение на помыслы сквернит человека (Мф. 15, 27:18-20)». «Как дева, обрученная мужу, если ее обольстят другие, делается мерзкою в очах его, так и душа, увлекаемая нечистыми помыслами и дающая на них согласие, мерзостна Небесному Жениху своему — Христу».

«Если бы, — рассуждает преподобный Ефрем Сирин, — помыслы детей Иова не подлежали ответственности, то для чего бы приносить ему единого тельца за грехопадения помыслами?». Очевидно, всю нравственную важность помыслы приобретают от нашего на них соизволения, которое и оценивается с точки зрения Божественной Правды как «самое дело»; ибо то, «что одобрило произволение, в том Бог требует отчета».

При переходе от названного момента к моменту, именуемому «страстью», отцы-аскеты подметили у подвижника особое душевное состояние — борьбы. Характеризуется оно как взаимное противление помысла и ума, клонящееся «или к истреблению страсти в помысле, или к соизволению на страстный помысл, как говорит апостол: плоть похотствует на духа, дух же на плоть: сия же друг другу противятся (Гал. 5, 17)». Противление происходит между страстными влечениями к известному объекту, с одной стороны, и противоположными добрыми влечениями, и наклонностями природы, с другой стороны: между представлениями добра и зла.

Внутренняя борьба может быть более или менее продолжительной и сделаться причиной венцов или мучений, смотря по тому, насколько наша душа привязана к добру и готова противостоять греховному помыслу. Если же в душе ус пел образоваться определенный навык (то есть навык дурной) к помыслу и греховная склонность уже глубоко проникла в природу человека, так что он постоянно думает и мечтает о предмете страстного позыва, — тогда воля человека скоро и охотно отдается делу удовлетворения страсти. Это состояние является как результат решительного наклона воли в сторону зла.

Страстью называют уже самый порок, от долгого времени вгнездившийся в душе и чрез навык, сделавшийся как бы природным ее свойством, так что душа уже произвольно и сама к нему стремится. Человек приходит в это состояние самопроизвольно и самоохотно, поэтому он является нравственно ответственным за страсть, так как эта последняя во всех ее видах подлежит или покаянию, соразмерному с виною, или будущей муке.

Наконец, и самая страсть может обратиться в злой навык, постоянный, гибельный для души, навык, в котором уже не воля господствует над страстным влечением, а это последнее над волею, насильно увлекая всю душу в самый предмет страсти. Такое состояние у отцов-аскетов называется «пленением», то есть «насильственное и невольное отведение сердца (в плен), удержание в нем и слияние будто в одну жизнь с предметом пленившим, от коего (слияния) исчезает доброе наше состояние (теряется покой)». В этом моменте страсть является в своем полном развитии и решительном обнаружении как состояние души, совершенно окрепшее, раскрывшее всю свою энергию и сделавшее душу человека полным пленником греха и смерти.

Таков, по изображению отцов-аскетов, способ и порядок образования из простого вражеского помысла злой страсти. В главнейшем ходе образования страсти заметно, как силы человека одна за другой сочетаются с грехом: в услаждении оскверняется сердце, в желании — воля, в решимости, чрез изобретение средств, становится причастником скверны и рассудок; в деле, наконец, и самые силы тела проникаются грехом; и стал весь человек грешен.

Святитель Николай (Могилевский) из книги «Не поклонимся греху».