Иерей Вадим Коржевский. «Беседа о плаче».

Спасение наше напрямую связано с видением греха и постоянным его исповеданием перед Богом, собой и людьми. Значит можно всю суть процесса спасения выразить в следующих словах: постоянно кайся во грехе. А это не может совершаться без сокрушения и слез. Поэтому логичнее всего будет сейчас поговорить о плаче. Впрочем, зачем говорить о том, что и так понятно?! Не лучше ли нам рассуждения об этом деле заменить самим делом? Действительно, давайте мы заменим беседу о плаче на сам плач?.. Давайте, братья и сестры, восплачем!..

Вижу ваше недоумение и растерянность… Увы, такова реакция современного человека на подобные призывы. Когда-то такое же предложение сделал, живший в IV веке, преподобный Макарий Великий своим современникам. Как-то раз его пригласили нитрийские монахи к себе, чтобы он преподал им наставление. Он пришел к ним. Собралась многочисленная братия, несколько сот человек. Обступили его и попросили дать слово назидания, но он предложил им то, что было предложено нами только что.

– Братья, восплачем! – сказал он. Правда, сказал он это со слезами. И что удивительно, все находившиеся там пали ниц и начали плакать, говоря ему:

– Отче, помолись о нас.

Им не понадобилось многих слов. Древние иноки, подвизавшиеся там, поняли, о чем говорит Преподобный, и выразили это слезами. Такова реакция древних христиан на подобные предложения. Реакцию современных христиан мы сейчас видели. Как говорящий не пролил ни одной слезинки, говоря это, так и слышащие только поулыбались и пожали плечами.

Действительно, в нашем обществе это звучит несколько странно даже для христиан. На самом же деле плач – основная добродетель покаянного подвига. Кроме того, это так называемая универсальная добродетель, которой можно заменить все дела покаяния, ибо плакать могут все. Поститься могут не все, бдеть не у всех хватает сил, не у каждого есть ум на разумное чтение, а плакать способен каждый: и больной, и здоровый, и немощный, и крепкий, и ученый, и неученый. Это естественно каждому человеку. С плачем человек рождается в мир, с плачем живет, плачем заканчивает жизнь свою. Плач – необходимый спутник человека, провождающего свою жизнь в этой юдоле плача. Не только грешники по делам, но и праведники Божии проводили жизнь в плаче и плачем достигали совершенства. Св. Иоанн Златоуст предлагает плач как один из путей спасения. «Ты согрешил? Плачь, и изгладишь грех. Какой это труд? Ничего больше не требую от тебя, кроме плача о грехе. Не приказываю тебе ни рассекать моря, ни входить в пристани, ни путешествовать, ни отправляться в дальний путь, ни тратить деньги, ни вверять себя бурным волнам, – но что? Поплачь о грехе»[1]. И многие святые Отцы держатся того же мнения относительно плача. Но раз у нас не получается плакать, давайте пока заменим плач на рассуждение о плаче, заимствуя сведения об этом из Священного Писания и святоотеческого наследия.

В третьей книги Царств рассказывается об Ахаве, царе Иудейском, который однажды позарился на чужой виноградник (3Цар.21). Когда он потребовал у владельца Навуфея подарить ему свой виноградник, то владелец ему отказал, сказав, что невозможно ему отдать то, что является наследием отцов. Царь пришел домой опечаленный, лег, отвратился к стене и не хотел ни есть, ни пить. Тогда подошла к нему жена и спросила, почему он такой грустный. Узнав причину, она посоветовала ему не грустить, а сама устроила то, что Навуфея иудеи побили камнями. Когда Ахав узнал о смерти Навуфея, то хотя и опечалился, но все-таки пошел в виноградник, чтобы им завладеть. Тогда Господь послал Илью пророка, чтобы обличить его. Когда Илья объявил ему о грядущем наказании Господнем, то Ахав воскликнул: «Нашел ты меня, враг мой!» Он осознал грех и признал свою вину. Когда же Илья пригрозил ему, что за то, что он убил, да еще вступил в наследство, псы полижут кровь его, то Ахав начал плакать, сокрушаясь о грехе своем, и Господь отменил приговор, оставив его в живых. Апостол Петр, отрекшись от Христа, также плачем вернул благоволение Божие. Блудница омыла ноги Христа своими слезами и тоже получила прощение грехов. Преп. Арсений Великий всегда имел у себя на коленях платочек и когда занимался рукоделием, плетя веревки, то во время этого нехитрого занятия проливал слезы, так что платок его был мокрым от слез. По смерти его ублажили все знавшие его, сказав: «Блажен ты, авва Арсений, что в этой жизни плакал, дабы в той жизни избавиться от плача». Ибо, как говорит преп. Пимен Великий: «Невозможно не плакать или здесь произвольно, или невольно в адских муках»[2]. Не плачущий здесь будет плакать вечно.

Преподобный Сисой, когда умирал, печально сказал: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего»[3]. Хотя сей великий святой всю свою жизнь провел в плаче и слезах. Но свойство плача таково, что чем больше человек плачет и чем больше очищается плачем, тем плач его более усугубляется, не насыщая плачущего. Некто Диоскор, безмолвствуя в келье, оплакивал себя. Когда ученик его пришел к нему и застал его плачущим, то спросил:

– Отец, о чем ты плачешь?

Старец ответил:

– Плачу о грехах своих, чадо.

Ученик возразил:

– Ты не имеешь грехов, отец!

Старец вновь ответил:

– Уверяю тебя, сын мой! Если бы можно было мне видеть свои грехи, то мало было бы еще четырех человек, чтобы оплакать их[4].

Как-то один брат спросил преп. Пимена Великого:

– Какое должно иметь иноку делание?

Авва ответил:

– Авраам, когда пришел в обетованную землю, то купил себе гроб и с гроба начал вступать во владение обетованной землей.

Брат спросил:

– Какое значение имеет гроб?

Авва ответил:

– Это место плача и рыдания[5].

Известно также принадлежащее ему следующее изречение: «Плач – сугуб: делает и хранит»[6]. Это означает, что плач не только дает возможность делать другие добродетели, но и хранит эти добродетели от повреждения.

Опять спрашивает некоторый брат авву Пимена:

– Что делать мне со страстями моими, возмущающими меня?

Старец сказал ему:

– Будем всеусильно плакать пред благостью Божией, доколе она не сотворит милости с нами[7].

И другой брат, задав вопрос, получил подобный ответ:

– Желающий избавиться от грехов избавляется от них плачем, – и желающий не впадать вновь в грехи плачем избегает от впадения в них. Это – путь покаяния, преданный нам Писанием и Отцами, которые сказали: плачьте! другого пути, кроме плача, нет[8].

Отсюда становится понятным почему иноки, услышав призыв преподобного Макария к плачу, сразу же заплакали, ибо плач выражает всю суть христианской жизни.

Однажды авва Пимен шел с аввой Амуном в окрестностях одного города. Увидев там женщину, терзающуюся горьким плачем над могилой, они остановились ее послушать. Потом, отошедши, встретили прохожего и спросили, что случилось с этой женщиной. Прохожий ответил, что у нее умерли муж, сын и брат. Тогда авва Пимен, обратясь к авве Амуну, сказал: «Говорю тебе: если человек не умертвит всех плотских пожеланий своих и не стяжет такого плача, то он не может быть монахом»[9]. Все житие монаха – плач. В плаче сущность делания иноческой жизни. Инок, вступая в иноческую жизнь, не для чего иного посвящает себя, как для плача. Все остальные добродетели только сопутствуют этому, помогают этому и рождаются от этого.

– Если нет плача, – говорил тот же авва, – то невозможно сохраниться от расстройства и смущения.

На недоумение одного инока по этому поводу он задал такой вопрос:

– Когда Бог посетит нас призывом к вечности, то что озаботит нас?

Брат ответил:

– Грехи наши.

– Тогда, – сделал вывод старец, – войдем в кельи наши, уединившись в них воспомянем грехи наши, и Господь послушает нас[10].

«Здесь, – поясняет св. Игнатий Брянчанинов, – должно разуметь не поверхностное, холодное воспоминание о грехах и о греховности своей, но воспоминание, соединенное с покаянием, с плачем»[11].

Все святые Отцы только и делали, что плакали о грехах своих и через то приобретали сверхъестественные дары. Они не заботились и даже не думали об этих дарах. Все их делание было направлено на то, чтобы очиститься от грехов, а дары были уже следствием чистоты. Распространено мнение среди христиан, что святые делали нечто особенное и за это приобретали особые способности. Но они ничего особенного не делали. Их делание было простое – это плач.

Как следствие плача являются слезы. Но они бывают не всегда. Авва Дорофей, будучи начальником больницы, спросил как-то у аввы Иоанна:

– Как же мне сохранить плач, когда я нахожусь среди людей, служу другим, забочусь о том, чтобы дать кому из больных?

Преподобный ответил:

– Не плач происходит от слез, а слезы от плача. Если человек, находясь среди других, отсекает свою волю и не обращает внимания на чужие грехи, то приобретает плач[12].

Ответ преп. Иоанна дает указания на то, как действовать в обществе человеческом. Если отсекать волю перед ближними и не обращать внимания на чужие грехи, то есть никого не осуждать, то постепенно можно приобрести плач. Ибо через это собираются помыслы, рождающие в сердце печаль по Богу, которая и есть плач, как скорбь ума и сокрушение сердца.

Впрочем, скорбь и сокрушение – это первая, низшая ступень в стяжании плача. Плач должен все-таки выражаться слезами. Это очень важно. Хотя, конечно, если нет скорби о грехах, то хотя бы человек плакал в три ручья, эти слезы никакой цены перед Богом не имеют, ибо не всякие слезы ценны. Их ценность узнается по тем побуждениям, из которых они являются. Св. Феофан Затворник в книге «Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться» приводит интересную для нашей темы притчу про Пери и ангела[13]. Пери – это дух, который был увлечен вместе с диаволом, а потом одумался и захотел вернуться обратно в рай. Но когда он прилетел к дверям рая, то нашел их закрытыми. Стоявший при дверях ангел сказал ему:

– Есть надежда, что войдешь, но принеси достойный дар.

Полетел Пери на землю, видит войну, на которой умирает доблестный воин и в предсмертных слезах молит Бога об своем Отечестве. Эту слезу подхватил Пери и принес, но двери рая не отворились. Ангел говорит ему:

– Хорош дар, но не силен отворить для тебя двери рая.

То есть, как комментирует св. Феофан, гражданские добродетели хороши, но они одни в рай не введут.

Летит Пери опять на землю, видит мор – умирает красавец; его невеста ухаживает за ним с самоотвержением и заражается сама. После чего, только что успев закрыть ему глаза, она сама падает ему на грудь мертвой. Были слезы и тут. Подхватил Пери одну и несет, но двери рая за эту слезу не отворились. Ангел говорит ему:

– Хорош дар, но и он не силен отворить для тебя небо.

И семейные добродетели, значит, сами по себе тоже в рай не приводят.

Пери летит опять на землю и находит кающегося грешника. Понес его слезу на небо и прежде чем приблизился к раю, все двери уже были отворены для него.

Вот только какого рода слезы способны открыть двери рая!

Таким образом, не все слезы одинаковые и не все хорошие. В зависимости от состояния природы человеческой бывают слезы сверхъестественные, благодатные, бывают слезы естественные, безгрешные, а бывают и противоестественные, греховные. Греховными слезами называются слезы, проливаемые по греховным побуждениям. К примеру, по свидетельству преп. Иоанна Лествичника, слезы во множестве и с особенной легкостью проливают люди преданные сладострастию. Так же бывают слезы, подобные слезам сладострастно проливаемым у находящихся в самообольщении и прелести. Льются обильно слезы из тщеславия, лицемерия, притворства, человекоугодия. Наконец, изливает их злоба, когда лишена возможности совершить злодеяние. К слезам естественным можно отнести слезы от огорчения, которые, впрочем, от естественной причины могут быть естественными, а от греховной – греховными. Слезы, которые мы проливаем по умершим или от многосочной пищи, тоже относятся к разряду естественных слез. Но бывают и очистительные слезы от страха Божия и страха смерти, которые уже можно отнести к действию благодатному. Видите, сколько может быть побуждений и разных слез! И не всякая слеза поэтому Богу угодна.

Как же определить, угодны наши слезы Богу или нет? «По плодам их узнаете их» (Мф.7:16). Если человек плачет и в то же время имеет в себе раздражение и гнев, значит, слезы эти – греховные, потому что слезы по Богу или печаль по Богу дают успокоение и умиротворение. Правильно плачущий против другого никогда не раздражится. Наоборот, эти слезы вызовут жажду бесчестия. При правильных слезах появляется неосуждение, безгневие, кротость. «Как вода, мало-помалу возливаемая на огонь, совершенно угашает его, – преп. Иоанн Лествичник, – так и слеза истинного плача угашает всякий пламень раздражительности и гнева»[14].

Но бывает, что человек не чувствует потребности в плаче, потому что не видит в себе грехов и не имеет причин, чтобы плакать. Некоторые считают это хорошим признаком. Раз совесть ни в чем не обличает, значит жизнь моя богоугодна. На самом деле это есть самообольщение и душепагубное ослепление. «Спокойствие, – говорит св. Игнатий Брянчанинов, – которым ты уверяешься в верности пути твоего, есть не что иное, как несознание и неощущение своей греховности, происшедшее и происходящее от нерадивой жизни, а радость, которая по временам рождается в тебе по причине наружного преуспеяния человеческих похвал, отнюдь не есть радость духовная и святая: она – плод самомнения, самодовольства и тщеславия»[15]. Такое состояние мнимого спокойствия святые Отцы называют состоянием нечувствия. Нечувствие есть умерщвление души человеческой. Как мертвый не чувствует ничего, так и человек, умерший душой, не чувствует своего состояния и соответственно не плачет. «Безболезненность сердца или мнимое спокойствие есть верный признак неправильности образа мысли, неправильности подвига, самообольщения»[16], – утверждает св. Игнатий Брянчанинов. Преп. Иоанн Лествичник по этому поводу даже так сказал: «Хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующего сердца, то все они притворны и суетны»[17]. Любые добродетели, которые бы человек не делал, если не сопровождаются чувством сокрушения и не вызывают плача – бесплодны и бесполезны. «Если не имеешь ты сокрушения, – говорят Отцы, – то знай, что имеешь тщеславие, ибо оно не дает душе придти в сокрушение»[18]. Безболезненность или нечувствие происходит от невнимательной жизни, от безвременных бесед, шуток, смехословия, празднословия, многословия, от насыщения, пресыщения, от пристрастия, от усвоения тщеславных помыслов, от высокоумия и гордости. Вот причины, которые не дают развиваться плачу. А если не будет слез, то не будет никакой пользы, даже если человек уйдет от мира сего и будет жить один в пещере.

Когда у преп. Исаака Сирианина спросили, в чем заключаются достоверные приметы, по которым при посредстве ощущения подвижник может понять, что он начал зреть в душе своей сокровенный плод, то он ответил так: «Когда сподобится кто благодати многих слез, проливаемых без принуждения; потому что слезы положены уму как бы некиим пределом между телесным и духовным, между состоянием страстным и чистотою. Пока не примет человек сего дарования, совершается дело его еще во внешнем только человеке, и еще вовсе не ощутил он действенности того, что сокрыто в духовном человеке»[19]. Насколько человек удаляется от Бога и приближается умом к миру вещественному, настолько у него умаляются слезы. Отсутствие слез – признак того, что человек живет по закону плоти, не имея чувствительности к миру духовному. Это состояние для невидимого врага нашего является очень важным. Он, когда человек пребывает в этом состоянии, не искушает его и вообще не трогает, оставляя его в покое, потому что одного этого уже достаточно, чтобы погубить. Почему? «Потому что, – как объясняет св. Игнатий Брянчанинов, – самомнение и самодовольство, которыми обыкновенно сопутствуется нечувствие, самообольщение и гордость, которые обыкновенно бывают последствиями укоренившегося нечувствия, достаточны для отъятия всех духовных плодов, для погибели. Нечувствие тем страшно, что обладаемый им не понимает своего бедственного состояния: он обольщен и ослеплен самомнением и самодовольством»[20]. Современное состояние христиан определяется именно тем, что они не чувствуют своего бедственного состояния по причине самодовольства.

Благодатный плач – это дар Божий, но просто так он не дается; нужны дела, способствующие этому, чтобы Господь, видя желание человека приобрести сокрушение, дал ему желаемое. А что это за дела, каждый должен сам для себя определить, замечая, от чего у него более всего рождаются слезы. Преподобному Кириллу Белозерскому, например, слезы приходили во время занятий на монастырской кухне, когда он готовил пищу. Смотря на вещественный огонь, он представлял себе огонь геенский и проливал слезы. Святые Отцы повелевают пребывать именно в том делании, которое рождает слезы, и называют слезы учителем, могущим научить всему духовному. Все, от чего возникают слезы и что сопутствует им, полезно для души и необходимо для спасения. Почему? Потому что слезы очищают. Слеза, хотя по природе своей и вещественна, но способна омывать невещественную душу. Мало того, как говорит преп. Иоанн Лествичник: «Мы не будем обвинены, о братия, при исходе души нашей за то, что не творили чудес, что не богословствовали, что не достигли видения, но без сомнения дадим Богу ответ за то, что не плакали беспрестанно о грехах своих»[21]. Желающий стяжать добродетели должен прежде всех добродетелей взыскивать умиление. «Как невозможно без воды вымыть загрязненное платье, – говорит святой Симеон Новый Богослов, – так невозможно и душу омыть и очистить от скверн греховных без слез. Не будем же придумывать душевредных и пустых отговорок, всегда лживых и ведущих прямо в пагубу, но от всей души взыщем это умиленное сокрушение, царицу добродетелей. Кто взыскивает его от всей души и от всего сердца, тот и находит. И лучше скажу, – оно само идет и находит того, кто ищет его с таким усердием; и пусть имеет кто сердце жесточайшее меди или железа, или даже адаманта, как только придет оно, тотчас делает его мягчайшим воска»[22]. Невозможно найти человека, который без покаянного плача достиг бы святости. «Те же, которые говорят, что невозможно плакать и слезить каждую ночь и день, обличают этим, что они обнажены от всякой добродетели»[23], – заключает св. Симеон. Если Отцы произнесли такое определение, то из сего явствует, что не плачущий ежедневно ни страстей не отсекает, ни добродетелей не совершает. Как садовник, если, возделав весь сад, насадит в нем все возможное, но не будет поливать посаженного, то, конечно, не добьется плода, также и человек, если исполнит все подвиги телесные и душевные, но не растворит их слезами, то никакого плода от них не получит. Таково отношение плача к прочим добродетелям.

Почему важно идти путем плача? Потому что покаянный плач есть путь непрелестный. И постоянно плачущий может не бояться уклонения в прелесть. «Диавол, когда увидит кого, в плаче живущего, – говорит преп. Григорий Синаит, – то не замедляет там, боясь смирения, пораждаемого плачем»[24]. Конечно же, враг искушает проходящего подвиг плача, но плачем удобно и прогоняется. Величайший успех христианина – увидеть, признать в себе грешника и плакать об этом в уединении. Именно в уединении, а не так, как некто, ходивший по кельям и говоривший о себе, как о самом грешном, на что впрочем, кто-то шутливо заметил ему: «Брат, ты не настолько велик, чтобы так себя умалять». Одним словом, должно не через слова свидетельствовать свою греховность, а через плач.

Когда же плачущий приобретает духовное состояние, рождающееся из его плача, то становится способен произносить такие изречения, которые для простого человека кажутся неудобопонятными и даже соблазнительными. Именно из такого состояния преподобный Пимен произнес: «Уверяю вас: куда ввергнут сатану, туда ввергнут и меня»[25].

Конечно же, для плача необходимы условия, при которых он может не только появиться, но и сохраниться, и процвести. К этим условиям относятся: удаление от мира помыслов и оставление забот, воздержание в пище, питии и сне, воздержание языка и отсечение воли, память смерти и загробной участи, а так же слушание или чтение соответствующих размышлений. В отношении последнего самыми пригодными считаются творения св. Ефрема Сирина. Его называют самым плачевным Отцом. По свидетельству св. Григория Нисского, для Ефрема плакать было все равно, что для нас дышать[26]. И поэтому естественно предположить, что с ним и самый неплаксивый заплачет[27]. В его духовно-нравственных писаниях присутствует дух постоянного сокрушения о грехах. Когда он хотел расположить кого-то к смиренному сознанию своих грехов, он всегда ставил на вид собственное недостоинство. Нередко он так начинал говорить: «Будьте, по сердоболию своему, сострадательны ко мне, братия. Избранники Божии, склонитесь на воззвание человека, который обещал благоугождать Богу, и солгал Сотворившему его; склонитесь, чтобы ваших ради молитв избавиться мне от обладающих мною грехов. С детства стал я сосудом непотребным и нечестным… Увы мне, какому подпал я осуждению! Увы мне, в каком я стыде!.. Подлинно, у меня только образ благочестия, а не сила его»[28]. Он умоляет свою душу плакать: «Сокрушайся, душа моя, сокрушайся о всех благах, которые получила ты от Бога и которых не соблюла. Сокрушайся о всех злых делах, которые совершила ты»[29]. Подобные размышления производят обильные слезы.

Но бывает, как мы уже говорили, появляются слезы от досады, обиды, тщеславия и других греховных побуждений. Такие слезы святые Отцы советуют не просто подавлять, а попробовать их изменить размышлением о смерти, Страшном суде или грехах. Правда, при попытке переложения, слезы как правило исчезают совсем и даже плаксивый человек, пускающий слезы по любому поводу, когда нужно переложить их на слезы богоугодные, не может и полслезинки выдавить. Об этом писал св. Игнатий Брянчанинов так: «Чудное дело! те, которые по естественной наклонности проливали потоки беструдных, бессмысленных и бесплодных слез, также те, которые проливали их по греховным побуждениям, когда захотят плакать богоугодно, внезапно видят в себе необыкновенную сухость, не могут добыть из глаз ни одной слезной капли. Из этого научаемся, что слезы страха Божия и покаяния суть дар Божий»[30].

Приведем еще учение о слезах св. Феофана Затворника. «Есть слезы, – говорит он, – от слабости сердца, от большой мягкости характера, от болезни, и насильно раздражают себя иные на плач, есть слезы и от благодати. Цена слез не водой, текущей из глаз, определяется, а тем, что бывает на душе при них и после них. Не имея благодати слез, не берусь рассуждать о них, догадываюсь только, что благодатные слезы состоят в связи со многими изменениями в сердце. Главное, – сердце должно тогда гореть в огне суда Божия, но без боли и жжения, а с умилением, – приносимым надеждою от престола милосердного Бога, судящего грех и милующего грешника. Также думается мне, что слезы сии должны приходить уже под конец трудов, – не внешних, а трудов над очищением сердца, – как последнее омытие или споласкивание души. Еще – бывают они не час, не день и два, а годы. Еще – есть, говорят, какой-то плач сердца без слез, но также ценный и сильный, как и слезы. Последний лучше для живущих с другими, кои могут видеть»[31]. Св. Феофан говорит здесь о себе смиренно, что не имеет дара слез. Но это-то и есть признак того, что он этот дар имел. Человек, имеющий дар слез, будет его скрывать, никогда не скажет и не будет считать, что он имеет этот дар. Кто приобретет плач, тому нужно тщательно его сохранять, как великое сокровище от различных воров и разбойников, – в частности, страстей тщеславия и гордости. Следовательно, не следует показывать свой плач людям, но совершать его лишь внутренне. Если же нет вокруг никого, тогда можно предаться и плачу наружному. Но и здесь не должно быть крайностей, ибо крайности – вещь бесовская.

Характерным в этом отношении является случай описанный архимандритом Лазарем (Абашидзе) в книге «О тайных недугах души». Как один инок пришел в монастырь и стал учить всех плачу на основе учения святых Отцов, в особенности на основе учения св. Игнатия Брянчанинова. Говорил, что слезы самое важное для нас делание и что без слез и плача человек не спасется. Говорил он верно, но монахи, слушая его и соглашаясь с ним, как-то внутренне не доверяли словам его, потому что в нем чувствовалась какая-то разгоряченность, при отсутствии той тихости и того спокойствия, которые обычно присущи правильно плачущим. Правильная слеза по слову того же св. Игнатия Брянчанинова, – это слеза тихая, которая, изменяя душу, не изменяет лица, от нее не краснеют глаза и в выражение лица проливается кроткое спокойствие[32]. У пришедшего инока таких признаков не было. Когда же он стал предлагать способ своего покаянного плача, то при этом выяснилось, что нужно выйти из монастыря подальше, чтобы не смутить других иноков. Монахов это насторожило еще больше и они, отказавшись знакомиться с этим способом, начали заниматься своими делами, в то время как инок вышел из монастыря. Прошло некоторое время. Вдруг горы окрест монастыря огласились каким-то странными завываниями и стонами, холодящими кровь. Эти звуки эхом носились по ущелью от скалы к скале. Братия побросали дела и в недоумении прислушались. Оказалось, что это плачет пришедший инок.

Конечно, этот инок не сам выдумал такой вид плача. По словам св. Игнатия: «Инокам, крепкого телосложения, возможно и полезно более усиленное понуждение к плачу и слезам; для них нужно, особенно в начале их подвига, прежде, нежели они стяжают плач духа, слова молитвы произносить плачевным гласом, чтобы душа, уснувшая сном смертным от упоения греховного, возбудилась на глас плача и сама ощутила чувство плача. Так плакал могучий Давид. «Рыках от воздыхания сердца моего» (Пс.37:9), – говорит он о себе, «рыках» подобно льву, оглашающему пустыню воплем, в котором страшны и выражение силы, и выражение скорби»[33]. И в жизнеописаниях некоторых святых встречаются случаи занятия гласным плачем, невольно раздававшимся иногда за стенами кельи. Преп. Иоанн Лествичник, например, удалялся в пещеру и там предавался такому громкому плачу, что эти болезненные взывания были подобны тем, которые «обыкновенно испускают пронзаемые мечами и прободаемые разженным железом, или лишаемые очей»[34]. Но для такого занятия требуется смиренномудрие. Это главное условие, чтобы упражняться в подобном плаче, иначе он перерастет в нервное, кровяное, истеричное делание.

В заключение еще скажем, что богоугодные слезы не только в будущем веке, но еще в веке сем способны сообщить плачущему утешение, блаженство и радость. Правда, это является только тогда, когда отнимается грех. Тогда слезы заменяются, по выражению преп. Иоанна Лествичника, «духовным смехом»[35] или радостью от удостоверения в собственном спасении. Но чтобы получить такой благой плод плача, важно в делании его соблюдать постоянство. Еще премудрый Сирах говорил: «Когда кто омывается от осквернения мертвым и опять прикасается к нему, какая польза от его омовения? Так человек, который постится за грехи свои и опять идет и делает то же самое: кто услышит молитву его? и какую пользу получит он от того, что смирялся?» (Сир.34:25–26). В чем смысл изречения? По ветхозаветному закону, кто прикасался к мертвецу, тот становился нечистым и вынужден был проходить ряд всяческих предписаний, чтобы омыться от этой скверны. Поэтому прикасаться вторично после выполнения всех достаточно сложных предписаний неразумно. Преп. Иоанн Лествичник про то же сказал иначе: «Как раки удобно ловятся, потому что ползают то вперед, то назад: так и душа, которая иногда плачет, иногда смеется, иногда наслаждается, никакой не может получить пользы»[36].

Итак, плачьте, говорят Отцы, ибо другого более удобного пути не найти. Но это вовсе не означает, что кроме плача нет вообще больше путей ко спасению. В следующей беседе мы расскажем вам о ином и простом пути спасения.

[1] Св. Иоанн Златоуст. Творения. Т. 2. Кн. 1. Беседы о покаянии. 2. С. 320.

[2] Преп. Пимен Великий. Отечник. 29. С. 305.

[3] Четьи-Минеи. 6 июля.

[4] Древний Патерик. Гл. 3. § 22. С. 36–37.

[5] Преп. Пимен Великий. Отечник. 23. С. 303.

[6] Там же. 26. С. 304.

[7] Там же. 24. С. 304.

[8] Там же. 25. С. 304.

[9] Там же. 27. С. 304.

[10] Там же. 28. С. 304.

[11] Св. Игнатий Брянчанинов. Т. 1. Аскетические опыты. М.: Правило веры. 1993. С. 190.

[12] Преп. авва Дорофей. Душеполезные поучения. Вопрос 34. С. 254.

[13] Письмо 66.

[14] Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Сл. 8. Гл. 1. С-Пб. 1996. С. 98.

[15] Св. Игнатий Брянчанинов. Т. 5. Приношение современному монашеству. Гл. 50. М., 1991. С. 373.

[16] Там же. С. 374.

[17] Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Сл. 7. Гл. 64. С. 97.

[18] Преп. Каллист и Игнатий Ксанфопулы. Добротолюбие. Т. 5. Гл. 25. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1992. С. 340.

[19] Св. Исаак Сирин. Слова подвижнические. Сл. 21. М.: Правило веры. 1993. С. 93.

[20] Св. Игнатий Брянчанинов. Т. 5. Гл. 50. С. 377.

[21] Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Сл. 7. Гл. 70. С. 98.

[22] Св. Симеон Новый Богослов. Творения. Т. 2. Сл. 75. § 4. М., 1993. С. 268–269.

[23] Там же. С. 270.

[24] Преп. Григорий Синаит. Добротолюбие. Т. 5. Наставления безмолвствующим. Гл. 7. О прелести. С. 222.

[25] Преп. Пимен Великий. Отечник. 21. С. 302.

[26] См.: преп. Ефрем Сирин. Творения. Т. 1. Жизнь и труды св. Ефрема Сирина. М. 1993. С. 63.

[27] Эта мысль кажется имеется где-то у св. Феофана Затворника.

[28] Преп. Ефрем Сирин. Творения. Т. 1. Обличение самому себе и исповедь. С. 24.

[29] Там же. С. 208.

[30] Св. Игнатий Брянчанинов. Т. 1. С 192.

[31] Св. Феофан Затворник. Начертание христианского нравоучения. Ч. 1. Письма о христианской жизни. 2. М., 1994. С. 3–4.

[32] Св. Игнатий Брянчанинов. Собрание писем. 157. С. 286.

[33] Св. Игнатий Брянчанинов. Т. 1. С. 195–196.

[34] Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Предисловие. С. 6.

[35] Там же. Сл. 7. Гл. 40. С. 92.

[36] Там же. Сл. 26. Гл. 224. С. 216.

Иерей Вадим Коржевский. «Беседа о плаче» из книги «Пути спасения христианина» (источник: Азбука.ру).